Рецензия

ПО ЗАКОНАМ ЛЮБВИ И ДОБРА
Первое, что испытывает человек при чтении стихов Бориса Голубаня, - чувство удивления: неужели эти строки можно именовать поэзией? Ведь мы так привыкли к упорядоченному ритму, строгой зариф-мованности, симметричности построения русского стиха, оставленного нам в наследство поэтами прошлого, что не торопимся признать в авторе " Морского и земного притяжения " стихотворца. Однако вспомним: о созданиях каждого творческого человека судят по законам, им самим для себя признаваемым. Самый главный из них для Бориса Голубаня - этический, и раскрыт он в его "Законе жизни":



    В жизни каждого из нас, земных,

    Должен быть святой закон:

    Жизнь прожить в добре друг к другу,

    Уважать людей, не обижать.

    Всем, чем можем, помогать...

    И тогда, мелкие грехи твои земные

    все прощая, Бог откроет двери Рая

    Осознанно или подсознательно - но автор этих строчек прикоснулся к русскому народному стиху старинного склада, к литургической поэзии. И в этом свете вспоминаются первозданное значение термина "стихи", употребляемого при членении библейского текста. При нынешнем стремлении к изыску во всех родах искусства, обращение поэта к архаике несет чистоту и свежесть. Вечно живыми оказываются его раздумья, собранные в " философском "разделе сборника, где помещены стихи " О смысле жизни ", "Мое понятие о Родине", " Любовь земная "," Ледоход на Днепре "...
    В последнем из названных стихотворений картина ледохода неожиданно оборачивается открытием тайны человеческой смерти и бессмертия, "жизни после жизни". Мучительно расставание берега реки с ледяным припаем:
    ... Руки берега еще со стоном все крепились И отпускать не торопились прибрежный лед, Как будто эти руки знали, Что коль отпустят, больше не придет, И это расставанье будет навсегда.
    Но прольется когда-нибудь над берегом благодатным дождем растаявший в далеком море лед; частицей Вселенной станет ушедший из жизни человек:



    У земной природы есть

    Свои законы обновленья,

    Мне верится, что человек, как и вода,

    Вливается в земной природы круг,

    Не оставляя Землю никогда.

    Понятие Родины в стихах философского цикла раскрывается многогранно. Родина - это и " сельский домик в три окна ", " где в память от рожденной детворы на потолке осталось вбитое кольцо от самодельной люльки". Это и поля Приднепровья, где крестьяне
    Не хлеб, а жизнь растят в полях,
    И их земная доброта живет не умирая.
    / "Люблю свой край"/
    Это и наша планета, на которой порою так безрассудно хозяйничают земляне. И неразрывная связь между глубоко личной обидой, когда поэт говорит:
    Моей деревни детских лет
    Уже давно на карте нет-
    и его болью космических масштабов при виде "израненной планеты ", что плывет среди звездных миров, "неся с собой все человечество в бреду".
    Постановка этических, философских проблему автора книги неотделима от решения задач эстетического плана. Борис Голубань распахивает "врата поэзии" для тех, кому посвящено " Морское и земное притяжение " - для моряков с их семьями, портовиков, для всех земляков с их особым говором, ударениями, построением фразы, столь характерными для русскоязычных на Украине. " Они по-своему мудры-простые люди ", а слова из песни, как известно, не выкинешь.И звучат в книге монологи простых людей во всей их непритязательности. При этом " якорем спасения "для поэта-моряка оказывается верлибр-стихотворная форма, не имеющая метра и рифмы, отмеченная лишь первичным ритмом, принимающая вид то вольного /неравноударного/, то белого /нерифмованного/ стиха, допуская вкрапления более строгих поэтических образований. Именно так выстроены многие стихи о жизни, о любви к природе, к женщине. Процитируем наугад:
    Соленая и пресная вода -Судьбы частица моряка, Во все века романтику вобравшая в себя, Она загадкой остается навсегда... Или:
    Если в земной твой короткий отпуск Ночами начнут тебе рейсы сниться, И на картах во снах ты для судна
    станешь сверять пути, Значит, сердцу дома уже не сидится, Значит, сердцу в море пора идти.
    Вслушайтесь в эти строки. Так, вы не ошиблись. они передают ритм морского прибоя с его короткими и длинными накатами волн. Ритмы моря - в крови поэта, и когда он определяет свою задачу - "мелодии земли на свой язык переводить ", - это не пустая фраза. Поэтическая зоркость, которой, несомненно, обладает Борис Голубань, рождает образы, от которых бы не отреклись и некоторые поэты "серебряного века". Эти образы , будто жемчужины, вросшие в тело морской раковины, таятся в стихах, к сожалению, далеко не лаконичных. В них " речка засыпает под фатой тумана ", " и на своих зеленых шеях подсолнухи уводят солнце на закат ", " ветер в небе строит замки из набежавших облаков " и " предсмертным соком плачут скошенные травы ". Волшебно преображенным предстает мир в сознании любящего человека: И только в жидком свете молодой луны Бродил уставший за день ветер По стенам отражением теней...



    Как догоревшая свеча,

    Звезда лукаво нам мигала с поднебесья

    Да музыкант-сверчок за печкой

    робко трогал струны,

    Забившись где-то в щель у старенькой плиты, А нам любви усталость закрывала веки.

    О самом интимном Борис Голубань, человек, повидавший немало на своем веку, умеет говорить целомудренно. Есть чему поучиться у него сегодня, когда слишком торопливо понятие "любить" подменили словосочетанием "заниматься любовью".
    О любви писали много и по-всякому. Автор "Морского и земного притяжения" открывает новые тона в спектре человеческих чувств. Таких примеров можно было бы привести множество. Остановимся лишь на одном: в стихотворении " Память прошлых лет " лиричекий герой признается в том, что он обречен
    Ждать женщину, которая тебя любила, Которая тебе тепло своей души дарила, Ждать женщину, которая тебя давно забыла С надеждой ждать и знать, что не прийдет.
    Борис Голубань сочетает лирический дар с драматическим. Его стихи из цикла "Всем тем, кто с нами были рядом " насыщены конфликтами, нестандартными ситуациями, трагическими исходами. Близкие и далекие, названные по имени и безымянные оплачивают жизнью свою любовь к морю. Память о них, как и о погибших кораблях, - открытая, незаживающая рана.



    Идут года, и сны тревожить душу стали,

    И четче видятся детали,

    Как у Мармары в море други погибали

    И как Азовцы всех их поминали

    В цветках плывущего венка,

    В печально-скорбном флотсерм ритуале,

    А мы себе все представляли:

    Спасательный мы им бросали круг...

    /"Памяти погибших членов экипажа турбохода "Иван Сеченов"/.
    Морская работа сродни труду ратному, и не случайно в третьей части книги, своего рода Реквиема, возникает тема войны. Война напоминает о себе и полвека спустя после ее завершения. В стихах, посвященных этому скорбному " юбилею ", автор создает контраст, соединяя предельно противоположные ситуации: воскресный пикник на берегу Днепра в дни мира и время, когда в этих же местах "смерть с бессмертием сошлась". Лирический герой считает себя наследником тех, кто остался лежать в Днепровских плавнях:
    В войну мы были просто детвора,
    Но помним все ее поныне, и не из книг и фильмов знаем мы, Какое горе нам досталось от войны, И жизнь свою прожили не иначе, А так, как завещали нам отцы.
    Вот он, источник мужества людей, каждый день вступающих в единоборство со стихией. В борьбе за жизнь корабля - частицы Родины - так же, как на войне, необходимы сплоченность, благородство и стойкость. И те, кто пал в этой борьбе, сродни Неизвестному солдату. Подобная перекличка поколений трагична. Но не трагизм определяет пафос сборника стихов. В конечном счете, "назначенье моря - соединять земные берега". В книге Бориса Голубаня много светлых и мудрых страниц. Есть в ней и удачные поэтические решения. Ее назначение - соединять сердца людей различных поколений - можно считать реализованным.
    В.А. Фабианская кандидат филологических наук доцент кафедры русской литературы Одесского госуниверситета.
    5 декабря 1999 года гор. Одесса.